Зато сколько угодно щелкай затвором в Хан эль-Халиле, громаднейшем крытом базаре, основанном ровно 700 лет назад султаном Ашрафом Халилем. Базар начинается, едва вы пересечете площадь, что перед аль-Азхаром. Для непосвященного — это сплошная цепь магазинов, тянущихся на сотни метров. В Хан эль-Халиль легко войти. Заблудиться так же легко. Выйти без проводника почти невозможно. Бесконечное мелькание товаров перед глазами быстро утомляет, от всего начинает кружиться голова.
У Хан эль-Халиля шесть входов и около 12 автономных «суков» (базаров), специализирующихся на продаже определенных товаров. Их надо знать, как знают здесь безошибочно, где, например, сук Наххасин, или «медный» рынок и «терракотовый»; сук Сийяга, владение мастеров по золоту и серебру; сук Гохаргийя, он же «Гарет эль-Яхуд», где евреи-торговцы предлагают изделия из золота и других драгоценных металлов; сук эль-Хаятлин, где торгуют текстилем; сук Саккария с беспредельным выбором хозяйственных товаров.
На Хан эль-Халиле своя жизнь. По-видимому, есть кланы, изучающие спрос на товары и определяющие пределы их стоимости. Есть и другие неписаные законы, известные только этому миру. Но все внимание — покупателю: вас зазывают, предлагают померить, если вам понравилась сорочка, взвесят до миллиграмма то, что продается на вес (скажем, золото).
За витринами — золотые цепочки, браслеты, украшения. Все аккуратно разложено, развешано, начищено. Хозяева вальяжно сидят за барьером, безразлично взирая на гам и суету пробирающихся среди лавок покупателей. Решили войти в один магазинчик.
Хозяин надевает очки, внимательно изучает нас.
— Бикям да? Почем это? — спрашиваем мы, поднимая поувесистее браслет.
— Дана вахида. Минуточку.
Он берет понравившееся нам изделие, кладет на весы. Гирями и гирьками выгоняет стрелку на середину. Берет лупу, чтобы уточнить, сколько именно граммов зафиксировано на шкале. Наверняка он заранее знает истинный вес браслета. Но ритуал доставляет ему удовольствие и дает возможность прикинуть наши возможности.
— Иншалла, — говорит, — будете довольны.
И, улыбаясь, называет цену. Она, конечно, не дает нам надежд на покупку. Хозяин не унывает. Советует взять другой браслет, потоньше, попроще. Опять взвешивание, уточнение
цены. И уже первая скидка «для друзей». Все равно дороговато. Предлагает еще что-то подешевле.
— Ну, возьмите, например, цепочку вместо браслета: последняя работа из Италии.
Нам и «последняя работа» не по карману. Берет цепочку потоньше.
— Маалеш — ничего, забирайте это, — хозяин машет рукой. — За полцены, только для вас.
Торгуются здесь долго, упорно...
Бродячие продавцы предлагают подделки под золото и серебро. На вид — искусная вещь. Кажется, «за так». Не прельщайтесь: они — профессионалы. За какие-нибудь «великолепные серьги из серебра» не давайте и доллара — это бижутерия.
Одни продают, другие тут же занимаются производством. Великолепные в Каире мастера по меди, бронзе, резчики по кости. День и ночь зарабатывают они себе адским трудом — с помощью Аллаха — гроши на пропитание. Их изделиями увешаны магазины, а цены хозяева не сбавляют. Или сбавляют до определенного уровня, ниже которого не уступят ни за что. Таков здесь закон тех, кто торгует. Они тоже надеются на Аллаха: а может, завтра будет больше покупателей, может, послезавтра. И так веками. Поколения хозяев меняются. Меняются поколения мастерового люда. Не меняются только нравы Хан эль-Халиля...
Рамадан
В Каире мусульманский пост — рамадан — стартует именно в Хан эль-Халиле. Первая ночь — это толпы бодрствующих и непрерывно жующих что-то людей. И — конвейер зрелищных мероприятий, с танцовщицами, клоунами, музыкой и танцами. Огни какого-то миража и мираж тысяч огней, звуков, слез и смеха всю ночь напролет до зари.
По Корану, каждый мусульманин должен соблюдать пост в месяц рамадан по лунному календарю. В течение месяца, в дневное время суток, от рассвета до заката солнца, человек, который постится, должен воздерживаться от пищи, питья, прикосновения к женщине. Ему запрещается также курить, принимать лекарства или уколы, нельзя говорить непристойности, лгать или совершать обманные поступки, злословить, порочить другого, нельзя смотреть с похотью на окружающих...
На практике для каждого немусульманина день как бы превращается в ночь, ночь — в день. Когда белая и черная нитки становятся неразличимыми, в Каире раздается выстрел пушки и огромный сити мгновенно затихает. Все пьют и едят, кто где.
Полицейский в полиции, заключенный в тюрьме, богатый — в кругу семьи, бедный — где-либо в подворотне. Не горят светофоры на улицах, закрыты все лавки и офисы.
Я смотрел на все это из кафе на набережной Нила. Напротив сел некто. Махнул рукой. Официант откликается: «Айва!» — «Сейчас!» И бежит к столику с подносом. На нем бутыль минеральной воды, салаты, холодная закуска в разных тарелочках, дымящийся кусок мяса, прикрытый сверху кружком, чтобы ничего не остыло, еще какая-то снедь. Некто сначала жадно пьет воду, потом откусывает кусок лепешки и обмакивает ее в тарелку с белой приправой (это «тахина» — смесь растительного масла с тертым орехом), затем принимается за закуски, мясо, салаты. Ест не спеша, ни на кого не глядя. Очистив тарелки, поднимает руку. Тут же звучит откуда-то «айва», и перед столиком, словно из-под земли, вырастает официант.
— Валлахи (во имя Аллаха), — говорит скороговоркой посетитель, — гат кяман (принеси-ка еще)... И заказывает сладости и фрукты. Через полчаса — кофе, затем просит принести кальян, который курит с довольством и благоговением, глубоко затягиваясь.
Часа через два-три город приходит в движение. Все шумит, гудит, сверкает, поет, орет, веселится. Все и вся на улицах. Лавки открыты, люди наслаждаются, как могут. В полночь молитва, за ней — «гаша» — обед (после заката солнца был завтрак), затем бодрствование еще до одной молитвы, и перед тем, как белая и черная нитки станут различимыми, то есть перед восходом солнца, надо успеть еще раз поесть.
На этом, собственно говоря, «ночной день» рамадана заканчивается. Человеку надо поспать и ехать на работу, которая в дни поста начинается на час позже. В первые недели две все это терпимо, на финише, по-моему, становится тяжеловато. Некоторые каирцы худеют от поста на семь-десять килограммов, иные болеют, но все терпят.
В Каире, в отличие от других исламских столиц, где мне приходилось бывать, выполнение правил поста не такое уж строгое. Возможно потому, что там есть еще и христиане, и представители других религий. Во всяком случае я не видел, чтобы за несоблюдение того или иного рамаданского ритуала публично осуждали или предавали судам шариата. Замечу, пока не видел, и чуть ниже поясню, почему «пока»...
В дни рамадана европеец, конечно, испытывает определенные неудобства, особенно днем: приходится не курить, не пить воду, по крайней мере открыто, чтобы не демонстрировать пренебрежение к местным обычаям. Решение многих дел, конечно же, затягивается.Вобщем-то это не так трудно, когда месяц рамадан приходится на весенний и зимний сезоны. Несколько труднее, когда рамадан бывает летом. Пост есть пост. У нас, христиан, он тоже нелегкий.
Молитва в редакции
Мне в прошлом неоднократно доводилось бывать в Египте, но ни я, ни мои коллеги почти не замечали того, что сегодня ощущается повсеместно, — это настойчивая исламизация образа жизни населения.
Как-то был у меня разговор в крупнейшей в Египте газете «Аль-Ахрам» («Пирамиды»). Едва с соседнего минарета раздался призыв к молитве, как все сотрудники, бросив дела, вышли в коридор, стали в ряд (начальники шаг впереди) и, положив руки на грудь, закрыли глаза и начали шептать молитву. Словно по команде, они становились на колени, садились на пятки, наклонялись головами до пола, вставали и снова взывали к Аллаху. Через несколько часов, когда с минарета раздался тот же призыв, действия журналистов повторились — молча, без вздохов. И это в газете, совершенно европейской по стилю! Это-то и удивляло. Понятно было, конечно, когда принимавший нас ректор исламского университета «Аль-Азгар» шейх Абдель Фаттах в положенный час прервал разговор с нами для молитвы. От ректора, лица духовного, другого и не ждешь.
Потом мы перестали удивляться.
Не преувеличу, если скажу, что сегодняшнее египетское общество буквально пронизано исламскими организациями — официальными, полуофициальными, подпольными, переплетенными друг с другом. Это, кроме того, что есть еще и светские партии, и различные общественные, молодежные, женские и другие организации.
Исламисты не только регулярно молятся. Старейшая и долго находившаяся в подполье партия «Братья-мусульмане» получила с союзниками на выборах 40 мандатов и стала самой большой оппозиционной группой в парламенте страны. Под патронажем университета «Аль-Азгар» в Египте действуют 45 колледжей, в которых обучается 85 тысяч студентов, из которых 28 тысяч — женщины. Арабский язык, исламскую идеологию и теологию в них изучают не только египтяне, но и молодежь многих африканских и азиатских стран, причем бесплатно.
